Взлёты и падения русского языка
— В ХХ веке русский язык был обязательным предметом в школах большинства стран социалистического блока, в том числе в Венгрии. В 90-х в силу разных причин ситуация в корне изменилась. К чему это привело, и как вы лично воспринимали эти метаморфозы?
Вопрос, конечно, сложный. Действительно, до политического переворота в 90-х в Венгрии русский язык был обязательным предметом в школе, его изучали минимум 8 лет. Однако очень мало венгров всерьез научились русскому языку. Многие, конечно, умели писать и читать, у них в памяти остались какие-то слова, выражения и вызубренные тексты — но языком в полной мере они всё же не владели.
Русский язык был популярен среди студентов. Представьте себе: в середине 80-х годов, когда я начал работать в Дебрецене, на каждом из пяти курсов на русском отделении училось примерно 100-120 человек. В 88-м году, будучи молодым преподавателем, я ездил на стажировку в Москву с первокурсниками — и вместе со мной ехали более 90 студентов. И такая ситуация была не только в Дебрецене, но и в Будапеште, и в Сегеде, где я закончил университет, и в других городах.
— То есть молодёжь интересовалась русским языком?
Вы знаете, это не столько интерес, сколько востребованность. Требовалось много преподавателей русского языка, так как в школах этот язык был обязательным, и выпускник русского отделения гарантированно получал рабочее место в школе. Конечно, были и люди, которые действительно интересовались русским языком, но в большей мере это всё же потребность.
Однако, в силу политических причин, у нас постепенно нарастало и большое отторжение к русскому языку, а ближе к 80-м годам даже ненависть — как и в других странах Восточной и Центральной Европы. Не только к языку, а вообще ко всему, что шло из Советского Союза. Была страшная ненависть и к языку, и к советской культуре. Конечно, многие понимали, что классическая русская литература и культура — неоспоримый авторитет, но при социализме у нас пропагандировалась та советская литература, которая в основном не имела никакой эстетической ценности. Всё это было обязательно, всё это мы должны были зубрить — так и родилось отторжение.
В 90-е годы русский язык перестал быть обязательным предметом, и почти во всех школах и гимназиях его перестали преподавать. Появились курсы переподготовки специалистов, на которых преподаватели русского учили немецкий или английский, чтобы сохранить своё рабочее место. Представьте себе, как они выучили эти языки, имея в запасе лишь два года. Это почти невозможно сделать хорошо.
После этих событий никто уже не хотел изучать русский. Количество студентов резко упало. В Дебрецене в 90-е на русском отделении учились по 8-10 человек на курсе, и те из Закарпатья, из Украины. В большинстве своём это были девушки, которые искали лучшей жизни, хотели выйти замуж за венгра. Сравните статистику: в середине 80-х у нас было 100 студентов, а к 90-м стало 10. В десять раз меньше.
Помимо работы в университете, я занимаюсь переводом художественной литературы с русского на венгерский. Переводом я начал заниматься в начале 90-х годов — как раз тогда, когда интерес к русскому языку и литературе резко упал.
Было страшно: приходишь в какую-то редакцию или издательство, предлагаешь новые русские произведения, очень, кстати, в то время интересные: Ерофеев, Пелевин, Сорокин — но никто не хочет их издавать только потому, что это русские авторы.
Масла в огонь подливали и политические реалии, как например, война в Югославии, когда Венгрия уже вступила в НАТО. Конечно, в то время и Россия смотрела на Венгрию враждебно. Не было почти никаких отношений между нашими странами, никакого интереса с обеих сторон. Только с начала нулевых ситуация начала меняться в лучшую сторону.
— Что стало толчком к улучшению?
Сложно сказать. Возможно, причиной стало то, что проект социализма перестал существовать, и на смену пришло молодое поколение, которое не имело личного знакомства с ним. Они смотрят на русскую культуру под другим углом. Эти перемены произошли не в один момент, рост интереса к русскому языку начался лишь 8-10 лет назад.
Сейчас всё стабильно: внимание к языку не ослабевает, но и не увеличивается. 5-6 лет тому назад интерес к России достиг уровня, который сохраняется и сейчас. В то время у меня были надежды, что интерес будет подниматься и дальше, но рост остановился.
— Почему? Некуда расти, или нет желания и возможностей?
На мой взгляд, с обеих сторон нужна сильная политическая воля, в первую очередь — в сфере экономики. Если бы экономические связи между нашими странами укреплялись и развивались, это положительно бы отразилось и на интересе к языку. К сожалению, со времен санкций этого не происходит. А отсутствие прогресса в экономике сильно влияет и на другие сферы. Хорошо было бы именно на этой основе как-то вырабатывать новые официальные связи в сфере культуры. Во времена социализма такие официальные связи были между министерствами, городами, городскими властями. Сегодня таких связей или очень мало, или вообще нет. Таким образом, в сфере культуры остаются только личные связи. Да, иногда на основе этих личных связей получается заключать договор между двумя университетами, институтами и так далее. Но, разумеется, масштаб не тот.
— Сейчас на русском отделении студентов больше?
Да, значительно. На бакалавриате у нас на каждом курсе примерно 20-25 человек. И в последнее время их уже больше, слава Богу, динамика положительная. А вот в магистратуре студентов уже гораздо меньше. Это отдельная история, и она касается не только русского языка. У меня есть мнение, и оно подтверждается, когда я общаюсь с коллегами на других языковых кафедрах, что современные студенты хотят быстрее научиться языку, получить какое-то практическое знание и как можно скорее уйти на работу. Дело ещё и в том, что регион, в центре которого стоит Дебрецен, довольно бедный, если сравнивать с западной частью страны. Многие семьи не способны финансировать учебу своих детей. Поэтому часто родители говорят своему ребенку, мол, тебе уже 22 года, а ты всё ещё сидишь за партой, иди работать наконец. Поэтому магистратуру работе предпочитают очень немногие.
Кроме института славистики, у нас существует Русский центр от фонда «Русский мир». Его цель — распространение русского языка и русской культуры. Это, по-моему, очень хорошая идея — создавать при университетах такие центры, приобщать молодёжь к русской культуре, к России.
Мы видим, что интерес к русской культуре есть. В прошлом сентябре мы объявили о бесплатных курсах русского языка в нашем центре, и в первые же дни на них записались около 200 студентов — мы просто с ума сошли. Это примерно 20 групп по 10 человек.
В основном это студенты университета с разных факультетов, но также ходят и сотрудники, есть и несколько человек из города, которые хотят поддерживать свой уровень. Слава богу, университет поддерживает эти курсы, а студенты ничего не платят.
— Зачем все эти люди учат русский?
Мотивация может быть совершенно разная. Для многих это просто какая-то экзотика, у кого-то есть определённая цель. Я, например, знаю о студенте стоматологического отделения — когда его спросили, зачем он учит русский, он рассказал, что он стоматолог в третьем поколении, и у его семьи уже есть своя клиентура, в том числе люди из Закарпатья и России. Поэтому он должен владеть и русским языком, чтобы расширять клиентскую базу. Ещё есть женщина, которой больше пятидесяти, она ещё при социализме училась русскому языку, а сейчас все забыла и хочет вспомнить. Может быть, это ностальгия, может быть, она считает, что в современное время русский вновь приобретает значимость, но факт есть факт.
— Каков Ваш прогноз относительно роли и места русского языка в Венгрии в ближайшем будущем?
Многое зависит от того, кто будет у власти в Венгрии. С одной стороны, мы видим, что сегодняшнее правительство хочет укреплять связи с Россией. С другой стороны, политическая оппозиция выступает против этого. Это очень странно, между прочим, так как среди них многие в молодости работали в комсомоле, имели очень хорошие связи с Россией. Поэтому мне непонятно, почему они так ругают российское правительство, вечно твердят, будто в России деспотизм, что там страшная власть, которая угнетает всех и вся.
Также, очень многое зависит и от того, как решится ядерный вопрос. Некоторые страны, например, Австрия, тормозят этот процесс, потому что не хотят появления в Европе подобных станций, так что есть вероятность, что ЕС остановит строительство. Но если всё будет идти по плану, то это сильно повлияет на развитие российско-венгерских отношений. Будут созданы новые рабочие места, приедет много русских, появится больше личных связей — всё это сделает русский язык более востребованным, а связь между нашими странами — более тесной.
Нужно признать, что сейчас вектор развития задают политика и экономика. Да, можно двигаться и мелкими шагами, но результат будет заметен лишь маленькому кругу людей. К примеру, я могу бороться за то, чтобы в Венгрии издавали больше русских современных авторов, а в России — некоторых венгерских, но общую проблему это не решит. Это лишь капля в море.
«Наши студенты просто не готовы к свободе выбора»
— Как и с какими целями создавался институт славистики в университете?
Институт славистики в Дебреценском университете был создан ещё в конце 40-х годов. В то время социализм укрепился в Венгрии, укрепились связи с СССР, так что институт, вероятно, был образован по идеологическим причинам. Сначала здесь преподавался только русский язык. Но были ученые, которые владели и другими славянскими языками. Где-то в конце 70-х — начале 80-х была создана кафедра польского языка. К сожалению, примерно 8 лет назад интерес к польскому резко упал, а где-то к 2011 году уже не было ни одного желающего учиться на польском отделении. Сейчас польский учат те студенты, которые изучают русский, так как в их программе есть второй славянский язык, который они должны изучать два семестра. В 70-е — 80-е годы, когда на русском отделении было много людей, как второй славянский преподавались и другие языки. Здесь работал и украинский лектор, работала коллега, которая прекрасно владела болгарским языком, работал чех, который преподавал чешский. Из этих языков самым популярным, разумеется, был украинский.
Эти языки исчезли из учебной программы во второй половине 80-х — тогда у нас резко сократилось количество студентов, поэтому второй славянский стал и вовсе неактуален.
— В России большинство традиционно считает, что европейское образование априори лучше, эффективнее и престижнее, чем российское, и потому многие стремятся уехать за границу и учиться там. Вы согласны с этим?
Я думаю, это миф. Конечно, в западной Европе есть такие университеты, которые традиционно считаются престижными, потому что существуют уже тысячу лет. Но не стоит обобщать. Это всегда зависит от того, какой коллектив преподавателей есть в том или ином университете в данный момент.
Но многое зависит и от самих студентов. Последнее время у меня складывается впечатление, что у нас в Венгрии (а может быть и не только у нас) студенты, которые приходят на филологию, не интересуются предметами, которые изучают, а просто хотят получить диплом. Продлить то время, когда они могут сказать, что еще не взрослые, снять с себя ответственность. Об этом мой любимый автор Людмила Улицкая написала очень хорошую книгу — называется «Зелёный шатёр». Там она пишет именно о том, что современное поколение как будто хочет продлить вот это не совсем самостоятельное, не совсем взрослое состояние своей жизни.
— Одно из ключевых различий двух систем в том, что в Европе студент может сам выбирать, какие предметы он хочет изучать в течение семестра, а у российского студента эта свобода чаще всего либо предельно минимальна, либо отсутствует вовсе. Что, на ваш взгляд, эффективнее?
У нас, конечно, тоже есть обязательные предметы. Много и таких предметов, которые студенты могут взять только в определенное время, не раньше и не позже. Иногда я вижу, что многие учащиеся, хотя им уже 20–22 года, не созрели для студенческой жизни. Создается впечатление, что они попросту не готовы к свободе — свободе выбора предметов, свободе посещения лекций. Не могут ей грамотно распорядиться.
— Они выбирают то, что им нравится, разве нет?
Не знаю. По-моему, нет. По-моему, они выбирают на основе рекомендаций студентов старших курсов: на каких предметах можно весь семестр ничего не делать, а в конце года получить «отлично». Очки кредитов нужно как-то распределить, вот они и советуют друг другу курсы полегче.
К примеру, есть курс «Свободный университет по парным связям». Там читают лекции о том, как человек должен вести себя, если у него появилась новая девушка или новый парень. Как удержать, как избавиться и так далее. Можете себе представить «серьёзность» этого курса. Кроме того, есть курсы по истории и дегустации пива, вина. Чтобы выбрать эти курсы, нужно записываться сильно заранее — спрос очень высок.
— Допустим, но в теории, что плохого в том, что ответственный студент может добавить в свой учебный план ещё что-то дополнительно?
Теоретически да, конечно, дело хорошее. Но на практике выходит не только не положительно, но даже отрицательно. Вредно. Если человек не дозрел до такой свободы, он постепенно привыкает к тому, что результата можно достичь без усилий, без работы, без учёбы в данном случае. Я не знаю ваших впечатлений здесь, но у меня в последние годы сложилось такое ощущение, что модель поведения наших двадцатилетних студентов больше характерна для 14-летних школьников.
— Да, но это общая тенденция, инфантилизм, он и в России процветает.
К сожалению. Я ужаснулся, когда несколько раз сам видел, как на экзамен девушку сопровождали родители, чтобы поддержать её. Девушке 22 года. Понимаете, о чём я говорю? Такой девушке мы даём полную свободу выбора — а она не знает, как ей распоряжаться. Приведу ещё один пример к разговору о выборе. В 1985 году, когда я начал здесь преподавать, я был совсем молодым парнем, и я несколько раз строил программу таким образом, что студенты сами могли выбирать, чем заниматься. Мы тогда проходили Пушкина, и вот я предложил им выбрать — или «Цыгане» или «Кавказский пленник», мол, что хотите? Потом я выяснил, что тогда они восприняли меня за какого-то глупого, неподготовленного человека, который не может самостоятельно решить, чем заниматься на занятиях. Это было 30 лет назад. Сегодня всё ещё хуже, значительно хуже. Если на каком-то занятии студентам просто продиктуют материал, а на дом скажут его вызубрить — это, по их мнению, хорошее занятие. А если задать вопрос, над которым нужно немного подумать, — скажут, мол, это ерунда, ну есть у меня мнение, и у еще кого-то есть, ну и что. И это грустно.
Кому в Венгрии нужен русский язык?
— В каких сферах экономики Венгрии русский язык сейчас наиболее востребован? На какой работе он пригодится?
В основном это, конечно, торговля и туризм. В гостиницах, на ресепшене, в бассейнах и термальных источниках с лечебной родниковой водой. Недалеко от Балатона есть озеро Хевиз — очень популярное место среди русских туристов.
Кстати, буквально две недели назад ко мне пришел директор местной гостиницы. Он предложил заключить соглашение, чтобы наши студенты сопровождали их гостей из России. В Дебрецен часто приезжают русские, которые не владеют венгерским, кое-как — английским, но хотят погулять по городу и с удовольствием заплатят за то, чтобы кто-то их сопровождал. Цели разные: помочь купить лекарства, показать город. Такой экскурсовод-помощник. С прошлого года появился прямой рейс Москва — Дебрецен, и число русских туристов выросло ещё сильнее. И поэтому даже для вакансии официанта в кафе русский язык будет большим преимуществом.
— А перевод? Много ли тех, кто учит русский язык с целью стать переводчиком и зарабатывать этим?
Перевод бывает разный. Конечно, есть переводчики, которые хотят переводить художественную литературу — такие, как я. Но в большинстве случаев студенты, опять же, хотят усвоить какое-то практическое знание, и подходят к вопросу очень расчётливо. В своё время я начал изучать русский язык потому, что меня очень интересовала русская литература. Я, например, хотел в оригинале читать Достоевского. Это совсем не практическое знание. Сегодняшняя молодёжь ко всему относится практично, они хотят переводить не художественную литературу, а сидеть в переводческих фирмах и переводить всякие документы, зарабатывая в десять раз больше, чем я. Бизнес и культура — совсем разные сферы.
Что касается художественного перевода: в начале сентября мы уже в седьмой раз организуем в маленьком городке Лакителек переводческие курсы — с русского на венгерский и наоборот. Приглашаются туда и русские студенты, которые занимаются венгерским языком в России. Там они переводят венгерскую и русскую художественную литературу. Первые четыре-пять лет курсы пользовались популярностью — было много студентов, они очень охотно занимались. Но в последние два года я вижу, что их количество уменьшается. В первые годы там было 15-20 человек венгров, а в прошлом — шесть. Что касается русских студентов — их количество не изменилось, так как мало кто занимается венгерским языком в России, обычно пять-шесть человек в год приезжает. Там они живут 8-10 дней, занимаются в день от шести до восьми часов и теорией, и практикой. Из России мы традиционно принимаем студентов из Санкт-Петербурга, там есть кафедра финно-угорских языков, венгерский язык там преподают на очень высоком уровне, преподаватели сами занимаются переводом венгерской художественной литературы. Курсы эти очень интересные, но большинство студентов всё-таки хотят заниматься не художественным переводом, но деловым.
— Почему студенты предпочитают русский английскому? И почему не учат польский, чешский? Ведь эти страны гораздо ближе к Венгрии.
Английским студенты по большей части владеют. Молодой человек, который хочет чего-то достичь в этом мире, понимает, что английский знать обязательно. А далее он задумывается — что будет отличать меня от других? Например, то, что я владею таким языком, которым большинство не владеет, скажем, русским. А чешский, польский и румынский не так конкурентоспособны. Наш товарообмен с Чехией значительно меньше, чем с Россией, а те контракты, которые заключаются между нашими странами, могут быть и на английском.
Россия — это совсем другая история. В России больше рынок, больший спрос на венгерские товары, значительно больше, чем в центральной Европе. Россия гораздо больше инвестирует в венгерскую экономику. Я знаю, что и в России всегда жалуются на отсутствие денег, но всё-таки.
Я всегда говорю своим знакомым, которые никогда не были в России, что им даже фантазии не хватит представить, что такое Россия по могуществу. Они просто не имеют представления.
— Что вы вкладываете в понятие «могущество»?
Это и территория, и деньги, и ресурсы. Военный потенциал. Политический суверенитет. Культура. И понятно, что если между нашими странами существуют сильные экономические связи, налажен туризм, то тот человек, который хорошо владеет русским языком, может легко найти работу, где есть перспектива, есть карьера, можно прилично зарабатывать. Если такой перспективы нет, то и интереса нет.
